пролог

( 01 )

Дворец пионеров
на Ленинских горах в Москве

Место встречи – Дворец пионеров
на Ленинских горах

«Я хотел бы сказать хотя бы несколько слов о Зинаиде Николаевне Новлянской, в руки которой я попал во Дворце пионеров в сентябре 1976 года. До этого я вообще не собирался заниматься ничем, что связано с литературой, и шел записываться в кружок художественный. Но в итоге оттуда сбежал, потому что встреча с Зинаидой Николаевной оказалась судьбоносной. Она просто развернула меня в правильном направлении».

Из книги: Поколения ВШЭ. Учителя об учителях [Текст] / М. М. Юдкевич, Ю. В. Иванова и др.; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». — М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2013.

о кружке «Зеленый шум»

«Зинаида Николаевна учила нас слушать и слышать, думать и говорить. Не болтать праздно, не разглагольствовать, но искать точное слово для точного смысла. Этот поиск смыслов, эта работа со словом, это доброжелательное вглядывание в жизнь и в людей было совершенно не похоже на мир пятерок и четверок, собраний, «голубых огоньков» и даже первых школьных любовей. Здесь мальчики открывали перед тобой двери и подавали руку. Здесь девочки говорили не о мальчиках и нарядах, но об истории и языке. Здесь спорили не ссорясь. Здесь каждое творческое обсуждение превращалось в праздник открытия еще одного друга…
Знаете, какая у З.Н. была шуточка: «Смотрите, к доске вызову!»

Почему шуточка? Потому что в нашей системе отношений такая фраза выглядела абсурдно. Вы не понимаете?
Куда вам, если вы не ходили к нам в кружок! Где не заставляли, не вызывали, не ставили оценок. Мы ехали через Москву и из Московской области по часу и более, чтобы попасть на праздник, чтобы жаждать знать, слышать, говорить. Доска, кстати, была, но к ней выходили иногда с небольшими докладами-пятиминутками, а так — общались, думали, спорили, сидя вокруг одного большого стола. (Я с тех пор по-другому преподавать и не умею!)
У нас бывали очень важные дни — творческие обсуждения. Назначался юный критик, который должен был, в первую очередь, понять юного автора и увидеть все хорошее в его произведениях.

Рассказ Татьяны Смирновой из Альманаха «Зеленый шум»

Мы ехали через

Москву и из Московской области по часу и более, чтобы попасть на праздник, чтобы жаждать знать, слышать, говорить.

Это не значит, что на обсуждениях тебя не могли расчехвостить. Очень даже некоторым авторам доставалось. Только не за плохие рифмы, а за амбициозность, искусственность, самоуверенность, за отсутствие искренней живой интонации…
Не все мы остались друзьями, с кем-то больше не приходилось встречаться. Но когда мы встречаемся — нет ни времени, ни условностей. Не надо напрягаться, чтобы через годы снова услышать и понять друг друга.
«Все те же мы, нам целый мир — чужбина?» Ан нет! Нас не так воспитывали! К нам приходила на занятия Тамара Александровна Флоренская. Мы целый год слушали лекции в Третьяковке… А сама Зинаида Николаевна как-то раз четко объяснила, чем отличается коллектив

от корпорации: корпорация замкнута, в ней люди дружат только друг с другом и не принимают чужаков. Коллектив всегда открыт. Тогда и слова-то «корпорация» никто толком не знал. А теперь корпоративность — верх и совершенство человеческих отношений. Только мы знаем, что это не так.
Нас учили ничего не бояться и спокойно идти вперед. Но нас не учили ломиться напролом и шагать по людям. Нас учили создавать открытое человеческое сообщество вокруг себя. Мне представляется, что передача Саши Архангельского «Тем временем» — это тоже то самое разомкнутое, открытое к человеку общение. Продолжение традиции, школа комнаты 5 -12. И, кажется, единственное в этом роде явление на центральном ТВ".

Поздравление от Татьяны Смирновой

Поздравление от Зинаиды Николаевны Новлянской

Две створки, две створки большого окна
Разбили наш мир на две рваные части.
Раскрыта одна, и закрыта одна,
А в общем — сначала тропинка видна,
Проселок вдали в беспросветном ненастье

. ...Похожи, несхожи, как капли воды,
Два мира, разбитые гранью оконной.
Порою я путал покой с беспокойным,
Но в этом не вижу особой беды.

Архангельский Саша
14 лет,
8 класс

1977

Московский государственный педагогический институт

Александр Архангельский: «Фактически на первом курсе, со второй половины первого курса я начал вести кружки в том же Дворце пионеров; у меня появились свои ученики. Это тоже удивительное дело, потому что рано или поздно твои ученики, вырастая, становятся твоими друзьями. Сначала стирается разница в опыте, потом стирается разница в возрасте, и сегодня… Вот один из профессоров Вышки — Майя Кучерская, Леня Клейн, который сейчас блистает на „Серебряном дожде“ и организует массу всего для студентов в РАНХ, были моими кружковцами. Но, понимаете, чувство учителя должно сохраняться, а чувство ученика — нет. Я не чувствую их своими учениками. Своих учителей как учителей я ощущаю, а своих учеников как учеников — нет, потому что задача заключается в том, чтобы грань эта стерлась. И если все было сделано правильно, значит, грань эта сотрется и не просто они окажутся равными тебе, а ты вырастишь себе друзей на будущее».

(Из книги: Поколения ВШЭ. Учителя об учителях [Текст] / М. М. Юдкевич, Ю. В. Иванова и др.; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». — М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2013.)

ПОЗДРАВЛЕНИЯ
ОТ УЧИТЕЛЕЙ И УЧЕНИКОВ

Поздравление от Александра Александровича Мелик-Пашаева

«Одно из первых впечатлений — «молодой человек, удивительно похожий на Пушкина». В сознании начитанных подростков 70-80-х годов Пушкин занимал особое место. Особенности просвещения тому способствовали: именно о пушкинской эпохе можно было найти интересные книги и даже посмотреть мультфильмы для взрослых (мультфильмы Хржановского по рисункам Пушкина показывали по телевизору). Гений, остроумие и легкость, уравновешенные глубокой мудростью — вот образ, который создавала советская пушкинистика в лучших ее проявлениях (по крайней мере, такое впечатление осталось в моем детском сознании).

Талант, остроумие и легкость, но ни в коем случае не легковесность — так можно описать и традицию филологических штудий, которую мы впитывали в студии Дворца пионеров. К этому следует прибавить, что наши учителя были бескорыстно преданы своему делу и в то же время умудрены житейски (собственно, чтобы пробить в печать какую-то статью или книгу, не вполне созвучные линии партии, требовались порой многолетние усилия и ухищрения, а также везение).
И, если возвращаться к Пушкину, то, пожалуй, именно занятия по «Медному всаднику» и «Капитанской дочке» с Александром Николаевичем запомнились мне больше всего. А главной темой, на которую мы обращали внимание, была тема верности своим принципам и милосердия во времена, когда вокруг бушует вьюга исторических событий».

Кто такой
Навля Бензин?

Наши студенческие годы пришлись на самый конец 70-х — начало 80-х годов прошлого века. Учились мы на факультете русского языка и литературы Московского государственного педагогического института имени В.И. Ленина (ныне ‒ Институт филологии и иностранных языков Московского педагогического государственного университета). Оглядываясь назад из сегодняшнего дня, понимаешь: это был период расцвета студенческой науки на факультете. Все было по-настоящему серьезно: было студенческое научное общество института, вступить в которое (и получить соответствующий билет члена СНО) было можно только в том случае, если ты сделал доклад на научном кружке (а их на факультете было немало). Не выступил с реферативным обзором, а именно сделал доклад, который твои же коллеги-студенты с разных курсов обсуждали по гамбургскому счету. Именно из этих докладов, сделанных на филологических кружках, спецсеминарах, впоследствии вырастали дипломные работы. В эти годы право на защиту диплома (вместо одного из государственных экзаменов, а мы их сдавали аж четыре) можно было получить только в том случае, если ты по-настоящему активно занимался научной работой, участвовал в полевых практиках и экспедициях,

выступал на научных конференциях как в стенах родного вуза, так и выезжая в другие города.

Замечу попутно, что в 1983 году по инициативе самых активных участников СНО в МГПИ прошел День студенческой науки. Руководители факультета отнеслись к предложению очень мудро и просто: хотите, дорогие студенты, конференцию — готовьте (приглашайте участников, селите их в общежитии, договаривайтесь с теми профессорами, которых хотите услышать на Пленарном заседании), организуйте и проводите ее сами. Сказано — сделано: в апреле 1983 года такая конференция прошла. Когда деканат получил ее программу, то… сделал только одну очень правильную вещь: отменил в этот день занятия, предоставив все главное здание для конференции. На Пленарное заседание пришли ВСЕ приглашенные нами преподаватели, все те, кто составлял цвет филологической науки.
Мне кажется, что именно в этот период СНО филфака переживало настоящий расцвет. Возможно, потому что у него был свой покровитель. Необычный. О том, как он появился в жизни факультета, рассказывает Алексей Глазков.

Рассказ Елены Романичевой (2022)

Наши студенческие годы пришлись на самый конец 70-х — начало 80-х годов прошлого века. Учились мы на факультете русского языка и литературы Московского государственного педагогического института имени В.И. Ленина (ныне ‒ Институт филологии и иностранных языков Московского педагогического государственного университета). Оглядываясь назад из сегодняшнего дня, понимаешь: это был период расцвета студенческой науки на факультете. Все было по-настоящему серьезно: было студенческое научное общество института, вступить в которое (и получить соответствующий билет члена СНО) было можно только в том случае, если ты сделал доклад на научном кружке (а их на факультете было немало). Не выступил с реферативным обзором, а именно сделал доклад, который твои же коллеги-студенты с разных курсов обсуждали по гамбургскому счету. Именно из этих докладов, сделанных на филологических кружках, спецсеминарах, впоследствии вырастали дипломные работы. В эти годы право на защиту диплома (вместо одного из государственных экзаменов, а мы их сдавали аж четыре) можно было получить только в том случае, если ты по-настоящему активно занимался научной работой, участвовал в полевых практиках и экспедициях, выступал на научных конференциях как в стенах родного вуза, так и выезжая в другие города.

Замечу попутно, что в 1983 году по инициативе самых активных участников СНО в МГПИ прошел День студенческой науки. Руководители факультета отнеслись к предложению очень мудро и просто: хотите, дорогие студенты, конференцию — готовьте (приглашайте участников, селите их в общежитии, договаривайтесь с теми профессорами, которых хотите услышать на Пленарном заседании), организуйте и проводите ее сами. Сказано — сделано: в апреле 1983 года такая конференция прошла. Когда деканат получил ее программу, то… сделал только одну очень правильную вещь: отменил в этот день занятия, предоставив все главное здание для конференции. На Пленарное заседание пришли ВСЕ приглашенные нами преподаватели, все те, кто составлял цвет филологической науки. Мне кажется, что именно в этот период СНО филфака переживало настоящий расцвет. Возможно, потому что у него был свой покровитель. Необычный. О том, как он появился в жизни факультета, рассказывает Алексей Глазков.

Рассказ Алексея Глазкова (2001)

27 сентября 1982 года взрослым, сформировавшимся человеком, к тому же сразу профессором.

Навля Бензин появился на свет

Вчетвером – я, Саша, Оля и Света – ехали мы в славный город Каменец-Подольский на студенческую конференцию. Ехали весело, задорно, шумно, да только вот ближе к Брянску вся компания, кроме меня, не любившего в те молодые годы дневного сна, погрузилась в объятия Морфея, и пришлось мне в этом милом городе выходить на перрон одному. Нет, мой проницательный читатель, как любил говаривать Николай Гаврилыч, я не отстал от поезда. Это было бы банально, ибо сколько раз читали мы о чемоданах, выбрасываемых из окон,

набирающих ход, о дорожных ресторанах, приючавших (или приютявших?) незадачливых бывших пассажиров, оставшихся как без паспортов, так и без денег, о внезапных романах... Нет, все было иначе. Бесцельно бродя по вышеуказанному перрону, встретил я не кого иного, как мороженщицу, и не могу сейчас припомнить, была она хороша или безобразна, помню только, как купил я три порции готового истечь сливками мороженого, бросился в вагон и, растолкав своих спутников, всучил каждому по стаканчику.

Навля Бензин появился на свет 27 сентября 1982 года взрослым, сформировавшимся человеком, к тому же сразу профессором.

Спросонок они начали есть его сперва не спеша, оно, однако, воспротивившись тягомотине, стало неумолимо быстро таять, а следовательно, капать на пальцы, на простыни, на пол, на стол... Тем самым трапеза встряхнула всю компанию, обрушившуюся на меня с самыми суровыми обвинениями, а потому поднявшую чуть было не утраченный вовсе тонус. И вот, пребывая в таком приподнятом настроении, приехали мы на некую станцию и встали ровно между двумя товарными составами.

Прямо в окно нам глянула цистерна. бЕнзин, — прочитал я с ударением на первом слоге, следуя филологической традиции издеваться над словами, и всем услышалась фамилия в этом знакомом названии дешевого в те времена нефтепродукта. Стоило поезду тронуться, как мы увидели небольшое здание вокзала с таким названием, которое само кидало в нездоровый филологический смех и без труда приляпалось ко вдруг возникшей фамилии в качестве неведомого святцам имени...

была станция НАВЛЯ. Едва родившись, Навля Бензин зажил полнокровной жизнью, подобно только что выструганному Буратино.

Ты прав, мой проницательный читатель, это

Не помню, кто именно из нас, но кто-то предложил быть Навле Бензину профессором Биробиджанского университета, специалистом по какой-то там литературе, кажется зарубежной. Тотчас же заимел он отчество, став Бениаминовичем, и существовал далее в этом замечательном именовании. Ты не поверишь, душа Башмачкин, но едва ли не весь путь до славного города Черновцы, где предстояла нам пересадка в автобус, измывались мы над новорожденным Навлей, делая его попутно бессмертным, ибо именно тогда возник целый ворох НАВЛЯНИЗМОВ-БЕНЗИНИЗМОВ, которыми тотчас же я готов поделиться. Оказалось, что масса слов русского языка связана со словом НАВЛЯ. Вот некоторые из них, которые сохранила моя несовершенная память: ПОСТОНАВЛЯТЬ, НАВЛЯД ЛИ, КОНАВЛЯ, НАВЛЮЧЕННЫЙ, МНЕ (что-то) ОЧЕНЬ НАВЛИТСЯ, ОБНАВЛЕНИЕ…

При этом другое множество слов образовано от слова БЕНЗИН, как-то: РАБЕНЗОН, КОМБЕНЗОН, НЕБЕНЗОПАСНЫЙ, ОБЕНЗАТЕЛЬНО, город БЕНЗА и т. д. Мой славный читатель! Знал бы ты, сколь много удивительных слов утрачено в моей дурной башке, готовой помнить всякую ерунду, но забывшей ценнейшее! Однако путь наш продолжался, а имя славного Навли Бениаминовича Бензина не сходило с уст. Вот уже вырисовывалась библиография, обширная библиография выдающегося ученого наших дней. Вот вырисовывается его БИОграфия, полная всяких памятных эпизодов, которые также утратила моя башка. И — веришь ли ты, мой юный друх? — в один прекрасный момент Навля зажил своей жизнью!

Ты прав, мой проницательный читатель, это была станция НАВЛЯ. Едва родившись, Навля Бензин зажил полнокровной жизнью, подобно только что выструганному Буратино.

создательниц великого образа был задан каверзный вопрос, она встала и ничтоже сумняшеся выпалила, что «у Навли Бениаминовича Бензина иной взгляд на данную проблему». Ольга говорила это на полном серьезе. Каково же было сдержаться нам!

Это было на конференции, когда одной из

Это было на конференции, когда одной из создательниц великого образа был задан каверзный вопрос, она встала и ничтоже сумняшеся выпалила, что «у Навли Бениаминовича Бензина иной взгляд на данную проблему». Ольга говорила это на полном серьезе. Каково же было сдержаться нам!

Вечером того же дня история с Навлей достигла апофеоза. Кому-то пришло в голову отправить телеграмму в Москву, в наш родной МГПИ, со следующим текстом: «ГОРЖУСЬ ВАШИМИ УЧЕНИКАМИ НАВЛЯ БЕНИАМИНОВИЧ БЕНЗИН». Ох и злилась работница почты, но, оказавшись теткой нормальной, не повела нас в КГБ, а отправила телеграмму откровенно подозрительного содержания по адресу. И тут что-то случилось. Слаб дух человеческий, и, Христе, не один был ты предан. Навлю ждало предательство самих создателей.

Как набедокурившие младенцы боятся мамы, так и мы труханули перед силою деканата и начали придумывать версию... Навля материализовывался все больше и больше. Теперь он был реально существующим профессором Биробиджанского университета, приехавшим в Каменец-Подольский (ты географию знаешь, малыш?), который пристал к нам и выпросил имя нашего научного руководителя. Телеграмма? Ни о какой телеграмме мы не знали. Мало ли что придет в голову безумцу! А он действительно очень лестно отзывался о наших докладах... Помним, помним... На обратном пути в поезде впервые было произнесено фатальное: НАВЛЯ УМЕР. Мы договорились, что никому никогда не расскажем о Навле. Навля просуществовал четыре дня и безвременно скончался. Навли больше нет. И никогда не было...

… Звонить научному руководителю поручили мне, благо приезжали мы в воскресенье и можно было выслушать обо всем по телефону, чтобы не рассмеяться в лицо. Собравшись с духом, я набрал номер. Мне были заданы самые разные вопросы, я дал подробный отчет о конференции, я рассказал о наших выступлениях и о докладах со стороны, но меня так и не спросили о Навле. Ты думаешь, телеграмма не дошла? «А кто такой навлЯ?» — под конец разговора робко спросили меня с того конца провода. Я разыграл все, как было задумано, версия сработала. «Я подумала, что вы там хорошо проводите время, — сказала мне Н.А., — а декан уверена, что кому-то вы очень понравились, и убрала телеграмму в свой архив».

Елена Романичева (2022):

Позволю себе как владелец бесценной рукописи прервать текст на этом месте, просто сказав, что Навля выбрался из-под гнета принятого его «родителями» решения и зажил собственной жизнью, а его имя стало своеобразным паролем для многих выпускников МГПИ. И оказалось, что жизнь Навле предстоит долгая. В 2001 году в Москве открылся Гуманитарный педагогический институт, который собрал под свое крыло Алексея Глазкова (автора мемуара), Ольгу Ровнову (она названа в тексте без упоминания ее фамилии) и меня, Елену Романичеву. Я не ездила в Каменец-Подольск, но

оказалась в деканате в тот момент, когда туда пришла упомянутая телеграмма, поэтому о Навле узнала достаточно быстро. Открытие института ‒ так уж случилось ‒ предваряло празднование моего дня рождения, на который я и получила этот текст от А.Глазкова в подарок. Именно тогда, как я понимаю, рождение Навли было зафиксировано на бумаге. Именно поэтому я, как держатель «компьютерного манускрипта», решила: Навля как настоящий «литературный» герой вырвался из текста… так пусть и живет своей жизнью. Не будем ставить точку, заменим финальный фрагмент многоточием.

На следующую конференцию, которая была в начале весны 1983 года в г. Горьком, я уже поехала. Саму конференцию помню смутно, запомнилось, что поезд опоздал часа на 4, мы пропустили Пленарку и попали сразу на экскурсию, а на следующий день встретили неожиданно Марата Кима, который служил в Горьком после окончания вуза и под гитару которого мы прекрасно провели вечер в студенческом общежитии, где и родилась эта песенка (на мотив «В банке темного стекла):

В Горьком памятник стоит
И рукою держит руку,
Удивительный на вид
Боком смотрит на науку.
Мы стоим под ним внизу,
Обошед его по кругу,
Образ вышибет слезу
И прозрачну, и упругу,

Мы почти что доктора,
Скоро степени получим
По роману «На горах»
Едем кучкою могучей
И над Волгою-рекой
И «народной, и свободной»
Мы «вписалися в покой
Ситуации природной»

<…>
Видит творческие сны
Александр и мечтает,
Образ Болдинской весны
В голове его витает.

Вымысел не есть доклад,
Замысел еще не тезис,
Нужен Лешин свежий взгляд,
Чтобы выдумать генезис.

Словно молния в ночи,
Прозвучал доклад у Лары,
Тише, друже, помолчи,
Васька нас зовет на пары.

Жизнь свободою полна.
То Романичева Лена,
Кто же если не она,
Объяснит, что жизнь нетленна…

Речь идет о памятнике Чкалову, который очень своеобразно смотрится с определенного ракурса. Он стоит боком к комплексу зданий, где расположены были горьковские институты: медицинский, педагогический…)

Экскурсовод, которая нам досталась, бесконечно украшала свою речь высказываниями типа «обозреваем природную ситуацию», часть из них (закавычены) вошли в текст.

Это про А.Архангельского, который в это время занимался «Медным всадником» А.С. Пушкина

Это про А.Глазкова, лингвиста, ныне доцента РАНХиГСа, который выступал с докладом о генезисе вокатива

Это про Ларису Александровну Левину, доктора фил наук, профессора РГУ нефти и газа (НИУ) имени И.М. Губкина

Это про меня. Думаю, что у меня был доклад про мотивы древнерусской литературы у Блока, но точно не помню

И вот эта двойная встреча: человек, который,

с одной стороны, способен направить тебя по академической стезе в нужном направлении, а с другой – готов вводить тебя в политический, социальный, исторический контекст, – это и есть, мне кажется, настоящий профессор».

Александр Архангельский с Валентином Ивановичем Коровиным

И вот эта двойная встреча: человек, который, с одной стороны, способен направить тебя по академической стезе в нужном направлении, а с другой — готов вводить тебя в политический, социальный, исторический контекст, — это и есть, мне кажется, настоящий профессор".

Позравление от Владимира Вениаминовича Агеносова